РБК: «Все, что я делаю, - правильно». Интервью с Михаилом СЛИПЕНЧУКОМ
Глава и владелец Инвестиционной финансовой
компании «Метрополь» Михаил Слипенчук рассказал журналу «РБК», как
создавать привлекательные продукты из непривлекательных
активов.
Мария Симонова, Елена Гостева
На первый взгляд кажется, что глава и владелец
компании «Метрополь» и холдинга «Металлы Восточной Сибири» -
романтик. В бизнес он пошел для того, чтобы иметь возможность много
путешествовать. Увлекся. Подхватывал случайные предложения о никому
не нужных активах и выстраивал привлекательные для инвесторов
компании. Поехал в Южную Африку в гости к своему «коллеге» по
Кекусин-кан каратэ-до Хенни Босману, посмотрел, поговорил и уже
создает банк в разрушенном от 30-летней гражданской войны Конго. Он
говорит, что работает с деньгами, которые движут материки. Считает,
что раз дана возможность зарабатывать, нужно научиться правильно
тратить. Его кредо – окружать себя только удачливыми людьми и не
совершать негативных поступков. Но при ближайшем рассмотрении
видно, что Михаил Слипенчук в своей работе руководствуется строгим
учетом условий реальной действительности. Жесткой и практичной.
«Кризис – кому война, кому мать
родна»
Вы начали осваивать фондовый рынок тогда,
когда единственной ценной бумагой для многих был наличный доллар.
Почему не выбрали для зарабатывания денег, например, более понятную
и популярную в то время торговлю компьютерами?
В конце 80-х, в то время как я служил в армии,
большинство моих товарищей заработали колоссальные средства как раз
на торговле оргтехникой. Многие из них стали покупать машины, о чем
я тогда мечтал, кто-то даже квартиры. И я решил, что теряю время и
возможности. Долго думал и переживал по этому поводу, а потом
кое-что понял. Я спокойно дослужил, поступил в аспирантуру, повесил
на двери в общежитии листок бумаги с надписью «Как заработать
денег» и записывал время от времени мысли в тему. У меня набралось
несколько разных пунктов плана действий, я их все выполнил и денег
заработал. При этом убедился в правильности того самого армейского
ощущения - деньги приходят только к тем, кто умеет с ними
обращаться. Поэтому я выбрал финансовый рынок, а не торговлю,
например, телевизорами, в чем, кстати, преуспел.
Так Вы все-таки торговали
телевизорами?
После армии я поехал в Великий Новгород, где
жили мои родители, и устроился на завод минеральных удобрений
«Азот». Сейчас он называется «Акрон». Работал химиком-экологом в
лаборатории охраны окружающей среды. Было достаточно скучно,
поэтому после обеда я обычно скрывался в библиотеке. Там умудрился
написать несколько статей, и, в частности, по оценке экономического
ущерба от загрязнения окружающей среды. Писал на примере «Азота»,
чем сильно расстроил руководство предприятия, поскольку посчитал,
сколько денег они должны платить в бюджет в качестве компенсации за
вредные выбросы. Поэтому когда я выступил с предложением направить
меня в аспирантуру географического факультета МГУ, сразу же получил
направление и поехал учиться. В то время в Новгороде на заводе
«Квант» выпускали цветные телевизоры «Садко». Там их можно было
купить по 50 долларов, а в Москве продать по 100. Вот я и таскал на
себе в поездах по два телевизора, и сбывал их в общежитии. Первые
деньги были очень «тяжелыми». (смеется)
Раньше считалось, что аспирант МГУ не может
быть спекулянтом.
Мне и для самого себя нужно было найти
объяснение, что спекулянт – это хорошо. Ведь я был комсомольцем,
кандидатом в члены КПСС. Мне пришлось подвести под это свою
собственную идеологическую базу, основанную на курсе политэкономии,
которую нам преподавали на старших курсах МГУ. Логика очень проста.
Согласно экономической теории Карла Маркса, если в одном месте
какого-то продукта много, и не всем он нужен, поэтому стоит дешево,
а в другом – мало, и всем нужен, поэтому стоит дорого, то тот, кто
перевозит товар с одного места на другое, осуществляет
транспортировку. По всем правилам политэкономии, перевозка продукта
является продолжением товарного производства. Вот, собственно, и
все. Я считаю, что продать можно все, что угодно, если ты уверен в
качестве этой продукции.
Когда Вы вышли на улицу торговать акциями
«Гермеса», Вы были уверены в качестве этой продукции?
Когда я услышал про появившиеся акции компании
«Гермес-Союз», то пошел на Каланчевку. Там, неподалеку от офиса
РЖД, прямо на улице стояли столики, за которыми люди, как
пирожками, торговали свидетельствами на акции «Гермеса». И я
подумал: раз они в розницу продают, значит, где-то можно купить
оптом, но дешевле. С этого все и началось. На улице я менял ваучеры
на акции не только «Гермеса», но и «АВВА», «Олби-Дипломат»,
«Дока-хлеб». Сейчас, когда встречаюсь с организаторами этих
компаний, они почему-то смущаются. Я совершенно спокоен перед теми
людьми, которым продавал акции «Гермеса». Бумагам этой компании я
посвятил больше всего времени, потому что верил – это не финансовая
пирамида. И ее руководители, на самом деле, верили в то же. Они
ведь тратили деньги на приобретение предприятий. Единственное – им
нужно было покупать нефтяные активы, а не промышленные, как,
например, какой-то завод по производству лодок «Звезда». Потом они
додумались строить жилье, но заниматься таким бизнесом было еще
рано. То есть руководители «Гермеса» - это люди, которые в своей
деятельности опережали экономику лет на пять, в связи с чем все их
начинания были преждевременными. В результате они
обанкротились.
Ваша идея по созданию инвестиционной
финансовой компании, с которой Вы пришли в банк «Метрополь», была
настолько же преждевременной?
В январе 95-го я пришел в банк «Метрополь» и
предложил зарабатывать деньги на фондовом рынке. Председатель
правления банка мое предложение не поддержал, и, в принципе, был
абсолютно прав. В то время никто не знал, что такое, собственно,
фондовый рынок. Тогда финансисты зарабатывали, в основном, на
конвертации рубля в доллар и на межбанковском рынке. Примерно в это
же время появилась организованная площадка торговли валютой –
Московская межбанковская валютная биржа. Но на ней акциями еще не
торговали. Поэтому, конечно, мой приход в банк «Метрополь» был
несколько преждевременным. Но тогда уже начал активно развиваться
рынок госбумаг, появились государственные краткосрочные облигации
(ГКО) и казначейские обязательства. И в марте 95-го я основал ИФК
«Метрополь».
С того времени и до настоящего момента были
ли в портфеле у Вашей компании провальные проекты - например,
скупка и капитализация акций компаний, впоследствии
обанкротившихся?
Нет, все проекты, которые мы делаем, достаточно
успешны. Хочется вспомнить, например, как в 1999-2000 годах мы
сформировали крупные пакеты акций «Ярославнефтеоргсинтеза»,
«Мегионнефтегаза», чуть позже - «Ростелекома», которые затем очень
хорошо продали.
Ошибки, конечно, были. Так, в 98-м году мы
посчитали, что девальвация неизбежна, поэтому у нас в портфеле к
моменту кризиса не было ни одной ГКО. Но мы не смогли просчитать,
что из трех худших вариантов спасения страны правительство выберет
все три варианта. То есть что государство откажется платить по
своим обязательствам – дефолт и внешний и внутренний, да еще и
произойдет девальвация рубля. Так получилось, что к августу 98-го
мы оказались в акциях, причем, купленных на заемные средства, в том
числе и в валюте. За один день акции падают в цене в 10-100 раз,
доллар взлетает в 4 раза, у меня три миллиона долларов убытка и
отсутствие финансового резерва. Я посчитал, что если продам все,
что имею, не покрою даже 10% долгов.
Как развивались события?
Я решил пройти по всем кредиторам и поговорить с
ними. Надеялся, что они мне поверят, я же не крал их деньги.
Большинство согласились ждать. Кроме одного. У меня был
единственный ликвидный актив - 6-миллиардный вексель «Газпрома». Я
был вынужден ему этот вексель отдать, и остался вообще без денег,
мне нечем было даже платить людям зарплату. Все, кто поверил мне и
остался в коллективе, уже через год-полтора зарабатывали в
несколько раз больше, чем до кризиса. Кризис ведь «кому война, кому
мать родна». Во время кризиса мы зарабатывали гораздо больше в
процентном соотношении, чем до него и после.
Чем же вы торговали в кризис?
Я посчитал, что денег ни у кого нет и все друг
другу должны. Поэтому тот, кто сумеет построить долговой рынок,
сможет на этом заработать. И мы начали творить чудеса. Например,
утром брали у тех, кто сильно перепугался кризиса, векселя
«Инкомбанка». Без денег - обещали к концу дня заплатить 20% от
номинала. А вечером продавали эти же векселя за 80% от номинала
тем, кто еще не успел перепугаться. И закрывали деньгами всю
сделку, зарабатывая 400%.
«Я не люблю неудачливых людей, просто
остерегаюсь»
"Метрополь" считают кузницей кадров фондового
рынка. В чем Ваш секрет?
Раньше я лично проводил интервьюирование всех,
кого принимал на работу. Вплоть до уборщиц. Мне нужно было знать о
каждом новом сотруднике, насколько он профессионален, во-первых, и
какой он человек, во-вторых, то есть - чего хочет добиться, какая у
него история. Я не люблю неудачливых людей, просто остерегаюсь.
А Вы верите в удачу?
Вы знаете, в жизни бывают чудеса. Например, одно
из последних чудес в нашей компании связано с подготовкой
погружения батискафов «Мир» на дно Байкала. 15 мая мы приняли
решение о том, что будем проводить экспедицию, а 23 июля уже
совершили первое погружение. Вот это чудо, поскольку, даже если
иметь неограниченное количество финансовых средств и ресурсов, вы
все равно не уложитесь в такой срок. Вам нужно найти баржу, которой
нет на Байкале, отремонтировать ее, сделать расчет, перебросить
«Миры», купить в Китае 100-тонный кран и прочее. Мы смогли это
сделать. Но такое чудо может случиться не с каждым.
Согласитесь, есть люди, которым подарки
валятся с неба, а есть те, которым подарки нужно зарабатывать,
орудуя кулаками и зубами. И можно ли на этом строить сравнение
эффективности первых и вторых?
Одни, даже если потратят 100% времени на ту
цель, которую хотят достичь, наверняка, столкнутся с массой
препятствий, которые помешают осуществить задуманное. Они будут
прилагать в 10 раз больше усилий, чем другие, и их все равно может
не хватить. А другие могут 10% времени потратить на работу, и у них
неожиданно и в то время, когда нужно, будут происходить нужные
события, и встречаться нужные люди. Я беру только таких.
Вы можете, поговорив с человеком, определить,
насколько он удачлив?
Это доказать невозможно, но мой опыт работы
показывает, что «карма» все-таки есть: отрицательные действия
возвращаются к людям в той или иной степени. Бывает, когда они
возвращаются на потомках. Никогда не задумывались, почему рождаются
дети, которые ни в чем не виноваты, но у них появляется в жизни
невезение?
Это не по-христиански.
Это по-христиански. Я рожден православным, им и
буду. При этом, очень много путешествуя по миру, я встречался с
людьми разных конфессий и разных философий. И в разговорах,
например, с буддистами, я понял: что-то такое есть. Я это видел
тысячу раз, когда должники, которые от меня скрывались долгое
время, вдруг неожиданно страдали. Как это объяснить иначе, чем
возвращением их негативных поступков? Мой отец часто повторял мне
слова деда: «Не делай плохо, плохо само получится».
А с друзьями работать можно?
С друзьями и родственниками работать нельзя.
Когда я брал на работу друзей, говорил им, что дружба
заканчивается, начинается субординация. Причем более жесткая, чем в
обычной жизни.
С детьми тоже субординация?
Мой сын еще маленький. Если говорить о передаче
бизнеса по наследству, то мой подход к этому очень простой. Я
считаю, что детям нужно отдавать только важное: правильное
образование, правильное мировоззрение и правильные контакты.
Отдавать капитал вредно. Это развращает.
«Мы создаем новую стоимость России»
Вам приписывают фразу, что все деньги разные,
у них разная психология. У денег, которые Вы зарабатываете сейчас,
какая психология?
Мало кто об этом говорит, но компании,
капитализация которых превышает 100 млн долларов, являются
системообразующими. То есть от тактики поведения такого предприятия
зависит финансовый организм всей страны. Конечно, один игрок
большой роли не сыграет, но самочувствие нескольких уже скажется на
состоянии государства.
Ведь деньги - они все разные, у них разная суть.
Это - продолжение человеческих страстей, универсальный инструмент
их реализации. Уровень денег неодинаков. Есть деньги на карманные
расходы, на развитие бизнеса, деньги богатого человека. А есть
деньги, которые «двигают материки». Вот на такой уровень –
материковый – мы сегодня переходим. Мы создаем новую стоимость
России за счет формирования новых компаний, которые будут повышать
капитализацию нашей страны.
Недавно Вы продали холдинг «Русские
аккумуляторы», который планировали вывести на IPO. Он оказался
неподходящим активом для создания новой стоимости России?
Почему же? Это был эксперимент и он оказался
очень удачным. За полтора года все окупилось. Первый актив в
будущем холдинге – Саратовский аккумуляторный завод – достался нам
случайно. Тот самый клиент, который отказался ждать возврата денег
во время кризиса, дал поручение купить ему 25% акций этого
предприятия. Я убедил его, что нужно докупить до контрольного. Мы
это сделали, а у него не хватило полного объема средств для оплаты.
Так мы стали счастливыми обладателями одного из промышленных
производств. И у нас не было иного выбора, кроме как развивать
предприятие, потому что продажа затянулась бы на долгое время и
могла оказаться неприбыльной для нас. Мы поменяли топ-менеджмент,
систему продаж, закупили импортное оборудование. А потом, поскольку
стали разбираться уже не только в финансовой терминологии, но и
аккумуляторной, решили: почему бы не сделать холдинг, который можно
капитализировать?! Фактически мы заново «собрали» целую отрасль.
Это, собственно, основная моя задача в бизнесе – создание новой
стоимости актива.
Легко и просто. Отрасль почти лежала, а Вам
удалось и с импортной конкуренцией разобраться, и с изношенностью
оборудования...
Конечно, мы вынуждены были менять технологию,
чтобы сделать продукцию качественной и недорогой. Мы полностью
изменили имидж саратовского завода. Он выпускал аккумулятор
«Красная шапочка», самый плохой, но самый дешевый аккумулятор,
который работает три-четыре месяца, после чего его можно
выбрасывать. На основе военных технологий мы создали новый
аккумулятор «Пилот». Это очень тяжело, но мы научились создавать
бренды. И потом я понял, что мне не нравится бизнес, в котором
задействовано очень много народу. Слишком силен человеческий
фактор. Это не для меня. Кроме того, стало ясно, что выведение
«Русских аккумуляторов» на фондовый рынок потребует гораздо больше
времени, чем планировалось изначально, из-за всех тех проблем, о
которых я говорил. Поэтому я продал холдинг своему партнеру. Между
тем в процессе строительства «Русских аккумуляторов» возникла
необходимость в создании собственной ресурсной базы. Для
производства аккумуляторов необходим свинец, и мы решили
разрабатывать свинцово-цинковые месторождения Бурятии. Так появился
еще один промышленный проект – компания «Металлы Восточной
Сибири».
До вас на месторождения смотрели многие
профильные компании...
Дважды до нас лицензии на бурятские
полиметаллические месторождения отдавались инвесторам и забирались,
поскольку те не могли выполнить лицензионных обязательств.
А вы думали, что выполните.
Я был уверен в этом. Я считаю, если человек
захочет, он может перевернуть земной шар. Моей задачей в этом
проекте было сделать продукт, понятный для стратегических
инвесторов, которые занимаются горной добычей, либо для инвесторов
с рынка капитала. И мы его сделали. Причем интерес проявляют как
российские предприятия, так и зарубежные.
Между тем, ваш партнер по «Металлам Восточной
Сибири» шведская компания Lundin Mining вышла из проекта, а с
разработкой Холоднинского месторождения возникли проблемы.
У них, как я думаю, поменялась стратегия
развития в связи с тем, что упали цены на цинк. А в работе по
Холоднинскому мы движемся вперед. После того, как получили
лицензию, это месторождение попало в Байкальскую экологическую
зону, где запрещены разработки. И мы сейчас вынуждены общаться с
Министерством природных ресурсов, с Правительством, с
международными экологическими организациями и разъяснять, как
должна работать эта зона. На мой взгляд, необходимо более глубоко
изучать ситуацию на Байкале. И учитывать, что сегодняшнее состояние
Холоднинского и без дальнейших работ вредит экологии. Пробитые еще
в советское время и заброшенные штольни дают серьезное нарушение
фоновых показателей по тяжелым металлам. Эти показатели можно
улучшить путем дренажных отводов вод и прочих мер. Но это требует
вложений.
Вообще же, Холоднинское месторождение -
крупнейшее в России по запасам цинка и свинца. Отказаться от его
разработки — значит потерять один из важнейших сырьевых ресурсов
России. Кроме того, это обрекает местное население на социальную
стагнацию. Оптимальное решение в данном случае: разрешить
разработку месторождения, обязав недропользователей не только нести
ответственность за возможный ущерб, но и, что намного важнее,
профинансировать и выполнить необходимый комплекс
научно-исследовательских мероприятий для предотвращения возможного
экологического ущерба. По нашей инициативе уже создан Фонд
содействия сохранению озера Байкал, который оказывает
организационную и финансовую поддержку экспедиции «Миры» на
Байкале. По итогам этой уникальной двухгодичной экспедиции ученые
РАН смогут разработать целый комплекс рекомендаций по защите
Байкала и оптимизации хозяйственной деятельности в регионе.
В ближайшее время появятся новые проекты на
основе чего-то никому не нужного?
Появятся. Мы хотим создать лесопромышленную
компанию полного цикла переработки с активами в Сибири. Идея уже
проработана достаточно детально. Мы сотрудничаем с несколькими НИИ,
которые подготовили всю технологическую сторону проекта. На старте
инвестиции составят около 2 млрд долларов, потом больше. Будем ли
мы покупать какие-либо предприятия, я не готов сейчас говорить.
Что-то купим, что-то построим. У нас денег в полном объеме,
понятно, нет, наша задача – найти инвестора для качественного
продукта. Как обычно.
С одной стороны, с Вами можно согласиться.
Вы, действительно, берете то, что никому не нужно. Но, например, за
территорию московского завода «Москвич» или за остров святого Марка
в Черногории Вам же пришлось побороться с компанией Mirax.
Я не хотел бы это комментировать. Могу сказать,
что не беру чужого, но и свое никогда не отдаю. И все об этом
знают. За одно здание, которое у меня украли, я судился шесть с
половиной лет, и лично ходил на все «стрелки». У меня спрашивали:
«Почему без охраны?» Я говорил: «Я пришел договариваться, для этого
мне охрана не нужна. И думаю, вам тоже». Я считаю, что если делаю
свое дело честно и справедливо, ничто меня не сможет
остановить.
Вы настолько уверены в своей успешности, не
боитесь, что наступит время, когда оно уйдет?
Я не уверен в своей успешности. У меня есть
уверенность: все, что я делаю - правильно. Насколько успешно или
неуспешно, это покажет время. Я просто говорю, как может
показаться, уверенно те вещи, которые уже обдумал, и которые
подтвердились со временем. А есть достаточно много вещей, которых я
не понимаю, поверьте. Сотрудники иногда от меня не могут добиться
решения по несколько месяцев, потому что я не знаю, как
поступить.
«Метрополь» сейчас занимается и металлургией,
и недвижимостью, и венчурными проектами, и туризмом. Вам лично в
каком из направлений комфортнее всего работается?
Мой основной бизнес – инвестиционно-финансовый.
Я – финансист, и не собираюсь его разменивать на что-то другое,
поскольку считаю, что работа с деньгами – это самый
высокотехнологичный бизнес в мире. Гораздо круче, чем все
остальное. Технологии постоянно меняются, а финансы были, есть и
будут.